Уж не знаю как ей, совсем еще юной, удалось записаться добровольцем в Красную Армию, но она, получив назначение в часть, до своей части так и не добралась, поскольку немцы ошеломительно быстро продвигались в глубь страны, и Киев в суматохе уже спешно оставлялся войсками. Население беспорядочно, кто как мог, эвакуировалось. Следуя с другими частями Красной армии девушка-новобранец только перешла Дарницкий мост, как его взорвали… Наверное с месяц мама моя отступала с какими-то разрозненными частями Красной армии. Во время одной из атак немецких самолетов, преследовавших и буквально расстреливающих отступающие колонны войск, авиабомба угодила в штабную машину, где были все документы и девушки-новобранца. Часть, с которой продвигалась моя мама, завязла в Березаньских болотах, продолжая отбиваться от непрестанно атакующих немцев до последнего патрона. К тому времени уже наступила дождливая осень, а с ней и холодные ночи. У мамы от сырости и холода отказали ноги, но ее красноармейцы не бросили, переносили на руках с кочки на кочку в сплошных болотах. Со временем кончились не только боеприпасы, но и провизия. Мама помнила, как приходилось есть сырую конину…Плен..
Пленных красноармейцев вели на Запад нескончаемым потоком. Причем немцы тогда еще не зверствовали, как после. Колонну пленных сопровождали, бывало, только один-два автоматчика. На ночь останавливались на открытом поле, охрана стояла редко по воображаемому периметру новообразованного лагеря. Кормились пленные только теми подношениями, которые бросали или проносили им местные жители. От ран, истощения, голода и болезней очень многие умирали. Но и в этих условиях нашлись стойкие духом офицеры и красноармейцы. Они образовали подобие подпольного штаба, который как-то старался поддерживать боевой дух пленных и даже организовывать побеги. Так старшие товарищи решили вызволить из плена тех немногих новобранцев, которые и на солдат-то были мало похожи из-за своего малолетства. Решили раздобыть гражданскую одежду у местных жителей, переодеть «молодняк» в нее и постараться вывести из лагеря. А чтобы отвлечь часового, заговорить его. На эту роль сгодилась моя мама. Вот что удивительно! Девчушка, проучившаяся только восемь классов (десятилетка была в соседнем селе, до которого не в чем было ходить зимой, лесом, 5-6 км!), выучила немецкий настолько, что справилась с этой задачей! Так человек 7-8 вырвались из плена… Знание немецкого еще не раз поможет маме и далее. А пока мама добралась до своей деревни, где она прожила не один свой сиротский год до войны.
Весной 1942-го тысячи людей с Украины, как и с других оккупированных территорий, были отправлены на работы в Рейх в принудительном порядке. Судьба этих людей не сильно отличалась от военнопленных в 1941-ом. Очень многие болели и умирали в пути. А поезд неспешно от станции к станции двигался по оккупированной Восточной Европе, Германии и Австрии. На многих остановках немцы устраивали «работорговлю», бауэры (крестьяне, по-немецки), иные агенты выбирали подходящий им «товар». Повезло ли маме или нет, но ее так никто из «покупателей» не заприметил на долгом пути до Западной Австрии. Так она стала «остарбайтером» в приальпийском австрийском городке Вельсе. (Недалеко от знаменитого Зальцбурга.)
Тут было много трудовых лагерей. Причем европейские лагерники содержались отдельно от советских. Не буду говорить, что для советских лагерников условия были намного более плохими, чем для прочих пленных или работников. Трудовые лагеря, конечно, отличались от концентрационных лагерей, лагерей смерти. Но и тут был никак не санаторий. За побег (а они случались!) при поимке, если не пристреливали тут же, то отправляли уже в концлагерь. Лагерное начальство было строгим, а последняя лагер-фюрер была и вовсе зверем. (Ее так возненавидели женщины-лагерницы, что, когда пришла с американцами свобода, они ее просто растерзали. Но это случилось спустя долгих три года.) Бывали и публичные акции устрашения, был и свой карцер. В лагере был строгий немецкий порядок и пунктуальность. Устанавливались и некоторые неожиданные «вольности». На субботу или воскресенье иногда отпускали в город, правда, с обязательным ношением на груди знака «Ost». Обязательные построения и переклички по утрам и вечерам. Еда была, конечно же, самая плохая. Маме и тут помогал ее немецкий, она могла немного общаться с добрыми австрийцами, бывало, что и подкармливали ее. Интересно и то, что, несмотря на существенные ограничения в свободе, в лагере шла и «культурная жизнь». Была своя самодеятельность, устраивались концерты, которые посещались, бывало, и немецким персоналом лагеря. Мама моя очень неплохо пела и танцевала, декламировала, потому и принимала участие в лагерной самодеятельности. Несмотря на запреты, было определенное общение с трудниками из других лагерей. Как правило, в мамин женский советский лагерь приходили из лагерей чешского, французского и др. – там и свободы было значительно больше, и жили там намного «комфортнее». Мама со своими товарками работала на заводе, где изготовляли, в частности, военные полевые кухни. Она была газосварщицей – такую вот рабочую профессию получила девушка из деревни.
Жизнь остарбайтера в глубоком тылу у неприятеля проходила в понятной информационной изоляции. Какие-либо новости напрямую с фронтов не получали, однако же, так или иначе вести с фронтов поступали, приносили их и гости с других лагерей. О положении дел на фронтах можно было догадаться и по поведению лагерного начальства и надзирателей: оно было тем строже, чем хуже для немцев развивались события.
Но, когда начались регулярные бомбардировки немецких городов союзной авиацией (ситуация на фронтах для немцев стала уже почти безнадежной), эти бомбардировки поначалу не касались Вельса, но с приближением фронтов, стало накрывать «ковровыми» бомбежками и Вельс. При воздушной тревоге все выбегали с завода и бежали в ближайший лес. Случалось, что какая шальная бомба падала поблизости от завода, были погибшие и из невольниц. Было страшно и радостно!.. Трудниц все чаще стали вывозить на расчистку от разрушений после бомбежек. Конечно же, советские невольницы радовались поражениям немцев и, несмотря на смертельную опасность, приветствовали бомбежки союзников. Наши женщины стали смелее и все чаще прибегали ко всякому возможному саботажу. Например, мама моя при воздушных тревогах выпускала весь сварочный газ из баллонов, тем самым срывалась работа, по меньшей мере, на день, пока не подвезут новые баллоны с газом. Успехи Красной Армии и союзников на фронтах прибавляли смелости и женщинам из лагеря. Необычно, наверное, для нас, но австрийцы как бы не сильно огорчались неудачам Вермахта. Поэтому, наверное, многое сходило с рук таким смельчакам. Но случались и наказания за подобные действия и поведение. Так, мама моя по своей неосторожности была даже арестована за ее реплику как-то: «Гитлер капут!». Посидела несколько дней, то ли в карцере, то ли в городской тюрьме. Странно, но опять повезло – выпустили. Наверное, еще и потому, что она была самой младшей в группе, а может быть, опять же знание языка помогло.
Война приближалась к завершению. Немцы сильно засуетились, стали спешно собираться и… уезжать. Как-то вдруг исчезла и охрана лагеря. На день, другой установилась неопределенность, вроде как безвластие… И 6-го мая 1945-го в лагерь пришли американцы! Свобода! Сколько радости было, сколько доброжелательности взаимной. Но нужно было решать, как быть дальше: оставаться ли в американской зоне или возвращаться к своим. Известно, что по соглашению между союзниками должен был беспрепятственно проводиться обмен освобожденными гражданами, оказавшимися не на «своей зоне». Немало советских людей осталось там, не перешли в зону оккупации Красной Армией. А перешедшие, вернувшиеся к своим, сразу стали опять чужими и попали в фильтрационные лагеря. Так и мама моя оказалась опять в плену, на сей раз в плену у Красной Армии. Но и тут Провидение смилостивилось над мамой. Оказалось, что в Красной Армии стало не хватать грамотных солдат, срочно нужны были грамотные в русском люди. Мамины языки русский с немецким пришлись кстати, и мама вновь стала военнослужащей-вольнонаемницей в 7-й Гвардейской Красной Армии. Почти год прошел на Балатоне в Венгрии…
Весной 1946-го 7-я Гвардейская была передислоцирована в Армянскую ССР, откуда мама, демобилизовавшись, надеялась вернуться на Украину, в Киев. Но случилось то, что случилась. Штабной виллис, в котором ехала и вольнонаемный и почти уже вольноотпущенный красноармеец Бойцова А.А., спускаясь с Канакерского плато в столицу Армянской ССР Ереван, перевернулся. Мама с поврежденной ногой оказалась в госпитале, по выписке из которого что-то не так сложилось с документами, то ли сроки их действия вышли, то ли еще что, уже не могу точно ничего заключить. Могу только, для краткости, сказать, что маме так и не удалось вернуться в Киев. Мама осталась жить в Ереване. Спустя шесть лет на свет появился я, Гаспарян Олег Фрунзевич…
И я думаю, что ее подвиг, подвиг жизни был ничуть не меньшим, чем подвиг наших военных, прошедших и победивших в ту войну.
